ГЕММА  камеи музыки и слова 

≡≡≡ Роман в стихах. Пушкин и Блок

Роман в стихах… Едва лишь это прозвучит — в памяти всплывает «Евгений Онегин». Почему Пушкин решился вдруг на подобный эксперимент? На новую поэтическую форму, воплощающую в изящной словесности единство поэзии и прозы?

4 ноября 1823 г. Пушкин отправляет из Одессы письмо князю Петру Вяземскому: «Что до моих занятий, пишу теперь не роман, а роман в стихах: дьявольская разница — вроде Дон-Жуана. Первая песнь или глава кончена — я со временем тебе её доставлю. Пишу его с упоеньем, что уже давно со мной не было».

Пушкин тогда всё ещё не определился: песнь или глава. Ближе к поэме или к роману. Но идея продолжить начатое Байроном в «Дон Жуане» его не отпускала. Как подметил Вячеслав Иванов, один из самых авторитетных поэтов и идеологов Серебряного века, на Западе находили в русских романах сокровища чистой духовности. И «Евгений Онегин» — первый и, быть может, единственный «роман в стихах» в новой европейской литературе.

«Евгений Онегин» читали и знают практически все. А вот о другом романе в стихах, написанном другим великим русским поэтом, ведают разве что единицы. Он необычен. Здесь нет стройного сюжета. Да и внешне он романом не представлялся. Трёхтомник стихотворений Александра Блока, вышедший в 1911-1912 гг. в издательстве «Мусагет», ведущем издательстве символистов, которым заправляли Эмиль Метнер и Андрей Белый, — это не просто три книги, это полноценный роман в стихах. Да, именно так: роман в стихах. Таков был замысел самого Блока.

В предисловии к «Собранию стихотворений» Александр Блок писал: «Тем, кто сочувствует моей поэзии, не покажется лишним включение в эту и следующие книги полудетских или слабых по форме стихотворений; многие из них, взятые отдельно, не имеют цены; но каждое стихотворение необходимо для образования главы; из нескольких глав составляется книга; каждая книга есть часть трилогии; всю трилогию я могу назвать «романом в стихах»: она посвящена одному кругу чувств и мыслей, которому я был предан в течение первых двенадцати лет сознательной жизни».

Надо же, насколько мы нередко просто скользим по поверхности информации, не имея понимания, ключа и времени на «расшифровку» других, скрытых слоёв.

Интересны истоки появления сборников-«альбомов» в поэзии. Одним из первых значимых, пожалуй, был сборник-прозиметрум Данте Алигьери «Новая жизнь» («La vita nuova», 1293 г.); драматургически выстроенные 42 главы, в которых чередовалась поэзия и проза. Подобная идея была повторена А.С.Пушкиным в его «Египетских ночах».

Не менее важную роль сыграла и «Книга песен» Франческо Петрарки («Canzoniere», после 1348 г.): 366 стихотворений (317 сонетов, 29 канцон, 9 секстин, 7 баллад и 4 мадригала). Именно эта книга оказала колоссальное влияние на всю европейскую светскую музыку Средневековья и Нового времени: она дала богатый материал для создания многих вокальных произведений и стала сильным катализатором развития камерной музыки (включая и танцевальную).

≡≡≡ Александр Блок. Сновидения наяву

Александр Блок пошёл дальше Александра Пушкина. Он нащупал особую тонкую, незримую связь поэзии, музыки и архитектоники изящной словесности. Когда, казалось бы, хаотичная россыпь полумыслей, получувств постепенно складывается в единую гармоничную картину. Когда эволюция души и душевные порывы героев проявляются не столько в конкретных поступках и обстоятельствах, сколько в контексте сумеречных декораций, неясных, размытых снов и грёз наяву.

«Театр как сновидение». Блестящее эссе Максимилиана Волошина, вышедшее в 1912 г. почти одновременно с трёхтомным романом в стихах Александра Блока.

Волошин пишет: «Наше дневное сознание — только малая искра, мерцающая над вселенными мрака… Искра нашего дневного сознания была подготовлена и рождена великим океаном ночного сознания. С этим океаном мы не расстаёмся. Мы носим его в себе, мы ежедневно возвращаемся в него, как в материнское чрево, и, погружаясь в глубокий сон без видений, проникаемся его токами, отдаёмся силе его течений и обновляемся в его глубине, причащаясь в эти моменты довременному сну камней, минералов, вод, растений. Сновидения возникают лишь на границе этого тёмного и внеобразного мира. Их можно сравнить с предрассветными сумерками, сквозь которые светит заря близкого дня. Образы, в них возникающие, смутны, расплывчаты и громадны. Нельзя определить, что они: теневые ли отсветы великой ночи с её сознанию неведомою жизнью или призрачные светы и отблески дневной, солнечной действительности. Мир внешней реальности брезжит сквозь эти обманные многоликие сумерки, которые сочетают в себе свойства сознания со свойствами подсознательной ночи… Сновидения развертываются в мире тёмном и при свете иного сознания, различного от нашего, по законам иной логики… Это состояние, знакомое каждому в моменты засыпания и в моменты возвращения из сна,— в известную эпоху, при самом начале всемирной истории, было нормальным состоянием всего человечества. Мир действительности, брезживший перед глазами человека, осознавался в сказках и мифах. Сказки и мифы были в точном смысле сновидением пробуждавшегося человечества».

Грёзы наяву. Сны с открытыми глазами. Мечты, сказки и мифы. Не яркие солнечные краски масляной живописи, характерные для симфонии, оперы и песни. А едва уловимые полутона лунной пастели и акварели, столь часто встречающиеся в русском романсе и камерной музыке. Не буйное цветение весны и лета, а пронзительно тонкая тушь обнажённых ветвей поздней осени. В классической музыке этот дуализм лучше всего отражают Джузеппе Верди и Фредерик Шопен.

Песня — то музыка Солнца. Романс — нежный шёпот Луны.

Александр Блок выбрал путь сновидений. Неудивительно, что его поэзия столь пластична и музыкальна, столь многогранна и глубока. Попробуйте взять фрагменты разных стихотворений, скажем, у Николая Гумилева и слить их воедино так, чтобы получилась законченная миниатюра. Это очень непросто. У Гумилева чеканное слово, чётко подогнанное под его миниатюру. В этом его сила. У Блока совсем иначе.

Именно это мне и позволило вплотную подойти к реализации идеи поэтической инкрустации, которая по сути сродни знаменитой флорентийской мозаике, уникальной технологии камнерезного искусства, зародившейся во Флоренции, колыбели эпохи Возрождения. Мозаике из цветных камней, драгоценных и полудрагоценных, разных форм, состыкованных в единый рисунок так, что граница между ними практически незаметна.

Это позволило создать и новую форму музыкальной поэзии: кармен-романс.

Но каждый романс, каждый кармен-романс — всего лишь отдельная миниатюра. Именно так их и привыкли воспринимать. Да, их можно объединять в сборники, в альбомы, даже в онлайновые web-альбомы. Что ранее я и делал («Александр Блок. Белые ночи», «Николай Гумилев. Сын голубой высоты», трилогия «Русь»).

Но надо понимать, что если мы нарежем лучшие арии из опер или дадим их в концертном исполнении, это не идёт ни в какое сравнение с самой целостной оперой. С её сценарием, архитектоникой, атмосферой…

Почему мы не знаем о романе в стихах Александра Блока? Всё очень просто: его замысел стёрли, нарезав произвольно стихотворения и поместив их в упаковку собраний сочинений или отдельных сборников. От авторского замысла, от романа в стихах не осталось и следа. Забвение и тлен…

Постепенно погружаясь в своих исследованиях в неисчерпаемый, бездонный мир Серебряного века, я всё больше ощущал сиюминутную суету и тщетность сегодняшних треков и клипов. Кричащие стекло, песок и глина суетной повседневности вместо величественного и молчаливого мрамора античности. Это то, к чему приучили почтенную публику.

А ведь есть куда более богатые возможности для нового зодчества музыки и слова. И почему бы ими не воспользоваться? Не скрою, мне куда интереснее заниматься мрамором, нежели глиной. Когда изучаю чьё-то творчество (поэзия, музыка, танец, изящные искусства, театр, кино), ловлю себя на мысли, что вольно или невольно пытаюсь понять, что же передо мной: вековечные алмаз, мрамор, гранит или же тленные глина, пыль, пена. Пусть и от самого дорого и изысканного шампанского…

Новый лирический альбом «Для тебя. Любовь и небо» (2021) на основе утончённой поэзии Серебряного века в обрамлении эрмитажной музыки — первая попытка создания новой формы зодчества музыки, слова и зримого образа. Романсы не просто насыщаются и пропитываются классикой русской поэзии. Не просто воплощаются в зримые сюжеты фильмов-романсов. Формируется своя архитектура, своя архитектоника, которая необходима для подобного романа. Романа в стихах и романсах. Где галерея действующих лиц, сюжетов, историй любви сливается в единый роман, в единую песнь Любви и Небу.

Первоначально хотел дать название ей web-антология. Да, структурно это антология, собрание избранных произведений. И, разумеется, это web-антология, поскольку гипертекст играет в ней важнейшую роль.

Но всё же пришёл к мысли, что стоит отделить и здесь мрамор от глины.

≡≡≡ Геммы и камеи

Камеи… Позабытые старинные украшения, выполненные в технике барельефа на драгоценных/полудрагоценных камнях или на морской раковине. Женское украшение, миниатюрная полускульптура, полуживопись, увековеченная в природных камнях. Чаще всего в агате, гранате и сердолике.

Камея — разновидность геммы. Gemmeus — сверкающий, блистающий, украшенный. Так в античности, в Древней Греции и Древнем Риме называли цветные камни узорчатой структуры, камни с художественной (портретной) резьбой — выпуклой (камеи) и углублённой (инталии).

Вот почему новую форму музыкально-поэтического зодчества я назвал именно так: гемма-антология.

КАМЕЯ Она из тех, к кому идут камеи, Медлительность, старинная эмаль, Окошко в сад, жасмин, Луна, печаль, Нить жемчугов вкруг лебединой шеи. Ей даровали царство чародеи, В нём близь всегда причудлива, как даль. И времени разрушить сказку жаль, Тот сад минуют снежные завеи. Я подошёл к полночному окну. Она сидела молча у постели. Газелий взор любил свою весну. И липы ворожили старину. Роняли полог бархатные ели. Ей было жаль идти одной ко сну. Константин Бальмонт, 1917.