Сергей Есенин |
1. Над окошком месяц | (муз. Ян Френкель, сл. Сергей Есенин) | |
2. Клен ты мой опавший | (муз. неизв., сл. Сергей Есенин) | |
3. Гой ты, Русь моя родная | (муз. Георгий Свиридов, сл. Сергей Есенин) | |
4. Моя Родина | (муз. Ольга Никитина, сл. Сергей Есенин) | |
5. Отговорила роща золотая | (муз. Григорий Пономаренко, сл. Сергей Есенин) | |
6. Капли жемчужные | (муз. Евгений Крылатов, сл. Сергей Есенин) |
2. КЛЕН ТЫ МОЙ ОПАВШИЙ
/ Эрмитажный фильм: Андрей Анакин (2013), Пётр Линёв. Музей-заповедник С.А.Есенина. Константиново (осень 2015, зима 2019).
/ муз. неизв., сл. Сергей Есенин (1925)
/ аранж. Олег Князев / исп. Руслан Богатырев
Стихотворение написано 28 ноября 1925 г. Ровно за месяц до трагической гибели поэта. Первая публикация (посмертная) — "Красная газета", вечерний выпуск, Ленинград, 1926, № 2 (3 января).
Драматургия этого исполнения несколько необычна. Ключ моей интерпретации лежит вот в этой фразе Есенина: "под метель о лете". Не в песнях здесь дело, не в пьяном стороже. И даже не в самом клёне.
Под метель о лете... Клён и берёза. Зима и лето. Грусть и веселье. Радость сновидений в печали суеты... Лето... Та самая несбыточная мечта Сергея Есенина о грядущем возрождении наших генетических корней: истинной вековечной Руси из-под чужеродных нагромождений Российской Империи и Советской России...
Клён ты мой опавший, клён заледенелый, Что стоишь нагнувшись под метелью белой? Или что увидел? Или что услышал? Словно за деревню погулять ты вышел. И, как пьяный сторож, выйдя на дорогу, Утонул в сугробе, приморозил ногу. — Ах, и сам я нынче чтой-то стал нестойкий, Не дойду до дома с дружеской попойки. Там вон встретил вербу, там сосну приметил, Распевал им песни под метель о лете. — Сам себе казался я таким же клёном, Только не опавшим, а вовсю зелёным. И, утратив скромность, одуревши в доску, Как жену чужую, обнимал берёзку. — Клён ты мой опавший, клён заледенелый, Что стоишь нагнувшись под метелью белой? |
Это письмо было написано Сергеем Есениным накануне. За сутки до стихотворения.
П.И.ЧАГИНУ
27 ноября 1925 г., Москва
Дорогой Пётр! Пишу тебе из больницы, опять лёг. Зачем — не знаю, но, вероятно, и никто не знает.
Видишь ли, нужно лечить нервы, а здесь фельдфебель на фельдфебеле. Их теория в том, что стены лечат лучше всего без всяких лекарств.
С удовольствием вспоминаю Вартапетова и Мезерницкого и говорю, что глухой Бетховен лучше слышащего плохого Рубинштейна и пьяный Эдгар По прекрасней трезвого Марка Криницкого. Всё это нужно мне, может быть, только для того, чтоб избавиться кой от каких скандалов.
Избавлюсь, улажу, пошлю всех в кем и, вероятно, махну за границу. Там и мертвые львы красивей, чем наши живые медицинские собаки.
Не понимаю, почему Павлу Первому не пришло в голову заняться врачебным делом. Он бы смог. Он бы вылечил. Ведь его теория очень схожа с проблемами совр<еменных> психиатров. Карьера не талант и не знание. У кары лечиться — себя злить и ещё пуще надрывать. Вот почему мы, вероятно, с тобой в декабре увидимся снова где-нибудь за пирушкой.
Посылаю тебе «Чёрного человека». Прочти и подумай, за что мы боремся, ложась в постели?...
Ну как Роза и Клара? Как мать с отцом? Передай им самое большое приветствие.
Васька ко мне заходил только один раз. Он лежит в больнице с ногой. Что там, не знаю, и что за больница, тоже не знаю. Говорят, где-то там, где вы раньше жили. Вот и всё.
Целую.
Твой С. Есенин.